Выгуливали старика пораньше, пока аллеи парка были еще пустыми. Поднять дряхлое тело над асфальтом он уже не мог, полз отталкиваясь от земли своими скрюченными лапищами, застревал в каждой луже, в каждой трещине, иногда спотыкаяс
ь о собственную отвисшую челюсть. Его не торопили, давали полежать, отдышаться. С утра старика послушал ветеринар, пожал плечами, – Вроде, жив. Протащите его вокруг пруда, но не настаивайте. Если что, зовите. –
Крутую эту московскую дорожку он знал с 46-го, когда вытолкали его на нее после многих дней тряски в сыром темном вагоне. Вся «русская» жизнь на этом круге и прошла. Вокруг все время что-то рыли, строили, ставили и сносили, а этот путь сохранился, не исчез. Покрывали его то асфальтом, то гравием, засыпали песком, последние годы мостили плиткой, но знал он «на зубок» здесь каждый метр – каждую выбоину, каждую горку, каждую загогулину. Вот тут впервые знакомились с ним московские власти. Маленький человечек в белом мундире генералиссимуса стряхивал на него пепел из своей трубки и осторожно трогая кончик его хвоста черными лоснящимися сапогами, шутил сам себе – не бросить ли тушу аллигатора к подножию мавзолея вместе с фашистскими стягами. Окружающие восхищенно смеялись. И усатый хихикал. На содержание зверюге выделили приличное помещение и еду, почти такую же вкусную как в Берлине, когда кормил его с рук сам фюрер.
А вот вокруг этой старой березы веселились они как-то с незабвенной подругой, дурачились, гонялись за собачкой Берии и глупая Шипка случайно ухватила собачатину за заднюю лапу, подбросила и одним хлопком челюстей бедняжку прикончила. На свою и всех беду. Страшный переполох был тогда. Шум и крики. Вся прислуга из зоосада исчезла сразу, а саму Шипку несколько дней избивали палками так, что прожила она недолго. Да и его несколько лет после этого из узкой клетки не выпускали, кормили впроголодь и особо не церемонились. Впрочем, было такое уже в его жизни. Очень было похоже на военные невзгоды, когда спасался он бегством в потсдамской канализации…
И вот теперь ползёт старик, медленно передвигая лапы и почти не изгибая хвоста. Мерещится ему старческим полусознанием бесконечно далёкое - берлинские улицы, все в руинах, полузатопленные под мостами людские тела, сладкое детское мясо. Выделывает он большие «восьмерки» невероятными своими лапищами и ничего его не отвлекает от грустных, в принципе, раздумий о своей странной жизни, судьбе и мрачных перспективах. Не о завтраке, думаю, он думает, тем более не об обеде. Легкое ещё его утреннее сознание и чистая пока душа переносит его в розовые воспоминания детства, когда и деревья были большими и беды маленькими, земля мягче и вода чище, люди вкуснее, боги добрее, небо синее, жизнь куда веселее и интереснее.
Я шел, чуть отставая, по параллельной дорожке и хорошо, крокодила понимал – ну чего ему в этой престарелой жизни, пусть комфортной, пусть спокойной и сытой, безопасной и донельзя скучной. Ни-че-го! Съесть бы кого-нибудь, свернуть шею, перекусить пополам, попить кровушку. За забором шумела Большая Грузинская. Бежала весёлая молодёжь, шаркали, стуча палочками, московские пенсионеры, расталкивали толпу плечами хмурые бородатые азиаты. У запертых еще ворот детского зоопарка прижались к прутьям решётки приезжие, разглядывающие чудовище, ползущее по пустой ещё аллее вдоль галдящего, квакающего и свистящего в нетерпении зоопарковского озера.
К витиеватым церетелевским воротам заворачивает с Садово Кудринской роскошный лимузин. Из тех, о ком Генри Форд говаривал – «Автомобиль может быть любого цвета, если он черный». Тормозит огромное авто, упираясь радиатором прямо в закрытые ворота и перегораживая негодующим пешеходам тротуар и часть улицы. Выскакивает из машины дядя во фраке, распахивает заднюю дверь, из которой выплывает девочка лет четырнадцати, вся из себя стройная, таинственная и прекрасная. Её уже ждут за решеткой, которая чуть приоткрывается и пропускает красавицу на территорию для всей прочей публики ещё закрытую. Ох какой визг взмывает над очередью в кассы, какие слова и жесты…
Девочка в сопровождении строгих мужчин и женщин, держащихся в шаге от нее сзади, выходит к ползущей твари и останавливается в метре от неё. Двое служащих зоопарка в новеньких отглаженных синих комбинезонах тут же накидывают на крокодильи челюсти намордник и натягивают поводья. Впрочем, у крокодила и так нет сил пошевелиться, лежит он на животе, раскинув лапы и только один глаз медленно приоткрывается и в желтом мёртвом его зрачке отражается фигура девочки и яркий солнечный ореол за ее головой.
Вижу, мой начальник машет рукой, мол, иди сюда. Перешагиваю через низкую ограду, подхожу.
– Вот, Лиза, это наш пресс-атташе Михаил Михайлович. Он блог ведёт нашего крокодила, хорошо знает его биографию.
– Как крокодила зовут? – спрашивает девочка милым детским голосом и всё не решается чудовище погладить, все не решается до него дотронуться.
– Это миссисипский аллигатор, – вплетаюсь я сходу в разговор, – Он очень старый. Обычные аллигаторы на воле живут лет тридцать, сорок, не больше. Этому дедушке за девяносто. Родился он из яйца в одном из протоков реки Миссисипи и еще маленьким был пойман и вместе с родителями, братьям и сёстрами продан Берлинскому зоопарку. Там, как некоторые источники утверждают, он стал любимцем Гитлера, который прозвал его Адольфом, и припеваючи жил в аквариуме с большой, в двадцать – тридцать особей, аллигаторской семьёй, пока в 1943 году английские бомбы не разнесли в пух и прах Берлинский Тиргартен. Почти все животное население зоопарка погибло, из почти двадцати тысяч его обитателей выжило меньше ста. Дорожки вокруг аквариума, как говорят, были завалены трупами крокодилов и аллигаторов. Но наш чудом спасся и долго ползал по городу в поисках пищи. Потом по берлинским каналам попал он в Потсдамскую канализацию и там три года скрывался от людей и войны. В 1946 году его поймал на крючок английский солдат, хотел то ли съесть, то ли чучело из него сделать, но советские воины четырёхметровое чудо пожалели, обменяли его на два ящика пива, доложили по начальству и отправили на трофейном поезде в СССР. Ехал он по бесконечным просторам в огромной чугунной ванне, заполненной водой, на ванне сопровождающие солдаты крупно нацарапали – «АДОЛЬФ». В другой половине вагона везли в Москву огромного тигрового питона, который где-то в украинских степях совсем потерял голову от голодухи и напал на охрану. Та начала стрелять, разнесла и подожгла весь состав. Опытный аллигатор, как мне рассказывали, свернулся калачиком в ванной и тем спасся.
И только позже кто-то из Кремля велел дать ему имя «Сатурн». И стал Сатурн любимцем всей московской публики, от и до.
– Сатурн, – хмыкнула девочка, – у меня хомяка так звали. А дети у него есть? –
Я пожал плечами, - Он несчастный крокодил, всю его семью, как я уже вам говорил, убили англичане –
– Бедненький, – согласилась со мной девочка, ему же одному скучно. –
Я подумал и решил сочувствия пресмыкающемуся усилить, что-то тревожило меня и в самой девочке и в компании, её сопровождающей. Чего приперлись?
– В начале пятидесятых, – продолжил я вполголоса, – был Сатурн счастлив, привезли ему из Штатов молодую самку, лет на тридцать моложе его самого, Хотели потомства. Шипка, так звали американку, его просто околдовала. Говорят, он от неё не отползал и когда она умерла, непонятно почему, горевал несколько лет, никого не подпускал, огрызался, пытался сам умереть. Впрочем, горе и смерть сопровождали его всю жизнь. И в Америке, и в Берлине, и в Москве. Вот послушайте, что пишет «Википедия» о его судьбе, – я раскрыл планшет, – «В свою бытность в Московском зоопарке Сатурн несколько раз чуть не погиб. В 1980-х годах от потолка аквариума отвалилась бетонная плита. Она упала на отделение с аллигатором, но, к счастью для Сатурна, он спал в защитной нише. Когда было построено новое здание аквариума, Сатурн сопротивлялся переходу, в течение четырёх месяцев отказывался принимать пищу, и был близок к смерти. Однажды, желая его разбудить, пьяный посетитель бросил ему в голову булыжник, после чего ветеринары зоопарка несколько месяцев боролись за его жизнь. Ещё один раз другая группа туристов кидалась в него стеклянными бутылками, поранив его…».
– Вот почему его кожа такая уродливая. А других крокодилов, помоложе, у вас для меня нет? – перебила меня девочка, которую несчастия Сатурна явно утомили.
Начальник плечом отодвинул меня в сторону и засмеялся – Да что вы, Сатурн у нас – красавец! Недаром его «Локоста», знаете такую? выбрала эмблемой! Вот смотрите какая прекрасная кожа под задней лапой!
Девочка перешла к хвосту и присела у задней лапы. Служащие в синем напряглись и сильнее натянули поводья. Крокодил, впрочем, и не пошевелился. Один из сопровождавших сфотографировал места на крокодильей коже, на которые указал пальчик красавицы – «Там, там и там». Сатурн всё же решил среагировать на фотовспышки, повернул голову назад, потянув за собой одного из державших его. Вся компания отпрянула. Я тронул Лизу за рукав, – Он хоть и старый, но все еще опасный. Не надо его нервировать. Что вы от него хотите?
Лиза брезгливо стряхнула мою руку, – Спасибо, я сама разберусь со своим крокодилом. Вы можете быть свободным.
– Своим? Как это? Вы его купили? – я ошеломленно взглянул на начальника, тот скривился и отослал меня движением кисти. Один из свиты двинулся ко мне, доставая толстый бумажник. Я не стал дожидаться, повернулся и перепрыгнув через крокодилье тело поднялся по склону садовой клумбы к скамейкам соседней аллеи. Все дальнейшее видел я издалека, не все понимая, но все более поражаясь происходящему.
Еще двое синих служак схватились за сдерживающие крокодила веревки, даже сели ему на спину, придавив к земле. В руки девочки передали довольно большую женскую сумка, которую она приложила к левой ляжке крокодила, потом к правой, потом к спине и еще какой-то части тела. Что-то примеряя и фотографируя. Распластанное на земле животное переносило эти примерки спокойно, лишь изредка вздрагивая и поводя хвостом. Потом, похоже, нужное место было найдено и обводы сумки подручные обвели на крокодильей коже яркой губной помадой. На боку Сатурна засиял контур выкройки сумки. Я наконец понял смысл происходящего.
Умер Сатурн от старости через пару недель в конце мая 2020-го. Его тело забрали какие-то спонсоры, мне не позволили даже сделать прощальное фото. В официальном сообщении Московского зоопарка было сказано:
«Сатурн… — это целая эпоха. … Он пришел после Победы — и встретил с нами её 75-летие. Это большое счастье, что каждый из нас мог взглянуть ему в глаза, просто тихо побыть рядом. Он видел многих из нас детьми. Надеемся, что мы его не разочаровали»
-------------------------------------------------
Примечания
1. Я ни на чём не настаиваю. Возможно, что описываемое есть плод моей больной фантазии, разбуженной собственными воспоминаниями, фразами Бориса Акунина, сетевыми заметками и фотографиями.
2. Это не документальный рассказ, но я старался придерживаться известных мне фактов.
3. Совсем недавно одна московская красавица хвасталась сумкой-хобо из кожи «одного очень известного аллигатора»
Comments