ИСТОРИЯ ДАВНЕГО ТЕЛЕВИЗИОННОГО ПРЕДАТЕЛЬСТВА

Так давно это было, что я наверняка путаю имена участников этой истории, кроме имени главного героя, запомнить которое было легко даже мне. Звали мы его Титом, в честь телевизионной испытательной таблицы. Впрочем, он отзывался на любое имя, если понимал, что оно обращено к нему. Тут же подбегал, крутя облезлым хвостом, и заглядывая в глаза выражал полную собачью услужливость - чего изволите?

Изволяли ему обычно принести из угла гаража и подержать перед настраиваемой камерой кусок фанеры с фрагментом 249-й таблицы, на котором хорошо сохранилась шкала градаций. Для быстрой подстройки камеры перед выездом этого вполне хватало. И не надо было доставать и устанавливать штатив и вешать на него рабочий тест из вспомогательного автобуса. Пёс терпеливо стоял в указанном техником месте, поддерживая носом фанерку и стараясь не шевелиться. Получив финальную отмашку, он аккуратно хватал фанерку зубами и тащил ее обратно в бокс на прежнее место.

Особой ласки от экипажа четвёртой, «кацевской», ПТС Тит не имел, но хоть не гнали, позволяли пережидать дождь и снег в тепле и сухости и частенько обильно подкармливали с какого-нибудь «праздничного» застолья. В такие счастливые мгновения он всю «пьянку» сидел в углу рядом со своей таблицей и по щелчку Каца вытаскивал ее на середину комнаты, предъявляя собравшимся. Это всегда было кульминацией праздника и личным триумфом телевизионного пса.

Как и когда полуовчарка появилась во дворе телецентра, никто не знал. Уцелеть на этой огромной и хорошо просматриваемой территории приблудной собаке было трудно. И злого народа много, и местная собачья свора при воротах, и особо прятаться от непогоды было негде. Ворота боксов и главного здания обычно плотно закрыты, в тамбурах и на складах - свирепые охранники в тяжелых сапогах и с табельным оружием, могут и пальнуть. Однако выживал Тит как-то, где-то кормился, несколько месяцев я его встречал постоянно. Мы узнавали друг друга издали.

И вот в преддверии 45-ой великой годовщины, Господи, как давно это было, во дворе телецентра назначили генеральную зачистку - разобрать завалы стройматериалов, остатки декораций, пару остовов ещё военных грузовиков, горы угля и прочих насыпных материалов. Заодно постановлением парткома решили избавиться «от животного телевизионного мира» - подвальных кошек старого павловского телецентра, нового поколения советских крыс, бесхозных местных псов и нескольких банд бомжей, знавших потаенные лазы в телецентр. Довольно большая команда зачистки двинулась со стороны Чапыгина вглубь территории. Я увидел начало операции из окна операторской комнаты - два бойца засовывали истошно орущих кошек в мрачные мешки, и сразу подумал о Тите. Совсем не хотелось отдавать верную животину на уничтожение, хоть и в честь Октября. Я позвонил в бокс Валере и попросил спрятать пса, если тот «на работе», во вспомогательный автобус. Валера пошёл спрашивать Каца, начальник сам подошёл к трубке.

- А если он залает и выдаст себя и нас? Я, в отличие от тебя, член партии! Зачем мне это?

- Кац, - сказал я, — а милосердие? А еврейская совесть? А наша дружба? Кроме того, я прощу тебе все твои доминошные долги, а это почти месячная моя зарплата.

- Ладно, сказал он, попробуем. Приходи на помощь.

Собаку спрятали в кабинете Каца в самом углу бокса. Дали ему в зубы какую-то палку. Хотели бы дать кость, но где ее на 45-ую годовщину революции найдешь! Налили в миску воды, разбавив пивом. Через короткое время к гаражам подошла высокая комиссия во главе с моим нелюбимым толстожопым Бажиным. Начали они осматривать «полигон» с бокса Лейтуса. Много чего лишнего там нашлось - на стенах живописные полотна неизвестных авторов, весьма подозрительные - убрать; большие фотоотпечатки городских пейзажей, людей, животных - убрать, кто разрешил; приличная библиотека - всю убрать; много «посторонней» мебели - столы, диваны, дореволюционные кресла, всё трофеи съёмок по городу. Стол и кресла Руководитель велел перенести себе в главное здание, остальное отдал пожарным. Великодушно разрешил оставить инженерам только стол для пинг-понга. Мы обычно на нем в домино резались. В общем, обошлось более-менее.

Затем ликвидаторы прогулялись по соседним боксам, опустошили их и пришли в наш. Вот тут я забеспокоился, а Кац побледнел. Тит, услышавший толпу, убежище своё покинул, решив, что пришло время его застольного триумфа. Каким-то макаром открыв двери кабинета, он бросился в угол гаража и извлёк оттуда спрятанную нами фанерку, притащив ее прямо к ногам пришедших. Безбровый Бажин сначала изумился, потом нахмурился во весь свой розовый лоб, потом рассвирепел -

«Почему ценная и дорогая испытательная таблица в таком покусанном виде? Народные деньги транжирите! Собакам скармливаете! Советскую технику не любите и не уважаете! К ответственным государственным съемкам не готовы! И это в канун Октября!»

Техники пытались как-то этот приступ паранойи притушить, объясняя, что та таблица уже официально списана и есть новая, что к Великому Октябрю они уже третью неделю без выходных, но готовы как никогда, что собака тут давно и явно кому-то из местных принадлежит и никакого от неё вреда ни октябрю, ни телевидению, ни общей трудовой дисциплине.

Доводы не помогли. Было велено категорически - собаку ликвидировать, сохранность всех тестов проверить, главного по ПТС к утру «на ковёр» и всех работников всех автобусов лишить премиальных!

Все молчат, чего тут скажешь. Подручные начальника распоряжения в блокнотик занесли, отняли у пса фрагмент испытательной таблицы и отдали Бажину, очевидно, в качестве вещественного доказательства., и пошли торжествующие из гаражей мимо оторопевших Каца, Лейтуса, Векслера, Блогермана... и прочих крутых телевизионщиков. Стояли все с открытыми ртами, никто не пошевелился, никто кроме Тита.

Пёс, просидевший с зажатой в зубах фанеркой в центре всего этого гвалта, понял только одно - у него отобрали и уносят самое важное, что он имел. Уносят самую ценную часть его жизни, его работу и развлечение, его способ пропитания, его надежду и смысл существования. А люди, для которых он так старался, так мучался в голоде и холоде враждебной территории, так лебезил и развлекал, так верил и верно служил - стоят молча, ничего не предпринимая для его спасения.

Сначала он рванулся ко мне, но вероятно понял, что и я не защитник. Тогда он резко развернулся и кинулся на Бажина. Он вцепился тому в руку с табличкой, пытаясь лапами выбить фанерку. Бажин заорал невероятно. Крик этот, усиленный бетонными сводами гаража, пронёсся, как я теперь верю, по всей телевизионной территории и сотряс даже, хочется так думать, старую телевизионную вышку.

Это был особый звук! Я столько раз потом слышал что-то похожее в собственном бреду или во сне, в самых своих безнадежных ситуациях, в моменты болезней, предательств, бед. Это был звук отмщения.

Очень хочется соврать, что мы бросились на помощь собаке. Что мы заехали кулаком в жирное брюхо Бажина, что отобрали у него собачью святыню, что разбросали свору его приспешников...

Собаку скрутили и уволокли. Я ее больше не видел. Да и забыл быстро о самом факте ее существования. Но совсем недавно наткнулся где-то во французском эфире на настроечную таблицу очень похожую на нашу ТИТ 249, с кругами для геометрии, с сеткой для четкости, со шкалой градаций. Вмиг вспомнились и пёс и вся эта история. Ведь, если вдуматься.