КЛЕЙМАН

Буквально вчера-позавчера обругивали мы с Аркадием Клейманом всякие мемуарные воспоминания в обществе про друзей и знакомых. И в Википедии и в сети вооще. Мол, сколько ж там вранья и глупостей. И бросил он мне такое своё мнение -

«... Так это ж потом, после нашей жизни, какой-нибудь доброхот про нас такую хуйню напишет без нашего контроля, что заеб..шься на том свете пыль глотать от злости и психического раздражения нервов. Надо самому про себя если не писать, то контролировать.»

Вот я для «контроля» решился этот текст опубликовать. Тем более, ДР Аркадия случился совсем на днях а я, в силу жизненных затруднений, ещё не поздравлял. Поздравляю!

КЛЕЙМАН

Он старше меня на три месяца или я младше его на три месяца, многие уже десятилетия мы в этом вопросе согласия не находим. Нет единого мнения между нами и в том, кто раньше помрет. Хотя шансов быть вторым у Клеймана гораздо больше. И киевская природа его наградила несравнимой выносливостью и сам он себя всю дорогу закалял и тренировал. Почти квадратный каратист, упругий и бугристый во всех ответственных мужских местах. Конечно, в 21-м веке он многие свои козыри растерял - глаза, зубы, мочевой пузырь... Природные органы помутнели, поизносились, потребовали ремонта или замены. Но если сравнивать со мной, то он ещё в порядке, вполне живучего вида и перспектив меня похоронить. И, что важно, я уже лет пятьдесят не очень и против, так он убедителен словами и видом в своих превосходствах.

В придачу он ещё и человек системный. Есть некоторый набор хрестоматийных знаний, которым он неукоснительно подчиняется - знает про выпить обязательно 2 литра воды в день и выпивает, знает про обязательность прогулок и разминок и единственный из многомиллионного населения Баварии регулярно прочесывает ее леса и горы в «грибных походах». Про необходимость спокойствия и размеренности он тоже знает и невозмутимость самая, пожалуй, яркая теперь черта его внешности.

Много раньше, как только он появился в Ленинграде, а это начало шестидесятых, его ярчайшей чертой был чуб на лысеющем черепе, чуб толстый, мохнатый и очень длинный, что позволяло укладывать его спиралью на голове, скреплять заколками и выдавать за приличную шевелюру. Даже я первое время на это покупался, считая собеседника человеком красивым и волосатым. А он на поверку оказался всего лишь умным и изобретательным. Какое-то время знакомые девушки делали вид, что верят в его неотразимую внешность и охотно мне с ним изменяли.

Но годы шли, чуб тончал и хирел, ему на замену пришел берет, совершенно рембрантовский. Он не снимался никогда - ни дома, ни в гостях, ни на телевидении. Что там под ним - не видел никто, кроме Всевидящего. И это интриговало общество ещё больше. Неснимаемый головной убор, правда, сильно подпортил его отношение с рядовым христианством, превратив К в раздражённого атеиста. Но, поверьте, не разрешив ему ходить в храмы с покрытой головой Церковь потеряла и теряет много больше. Годами спустя роскошный берет уступил место солидной кепке чёрного, темно-коричневого или защитного цвета. И она уже иногда, не часто впрочем, своё место покидала. Хозяину стало проще и на похоронах и в музеях, и в театрах, которые все чаще стали писать его чуть искаженную, по его желанию, фамилию на своих афишах рядом с большими буквами - «Премьера». Я был на нескольких спектаклях и лишний раз убедился, что театры у нас, даже центральные, бывают глупее и скучнее авторов.

Таким образом через драматургию мы плавно переходим к перечислению его публичных талантов. Чем он выделялся в Киеве,не знаю. Жил он рядом со стадионом Лобановского, но связан ли триумф Киевского Динамо с его личностью, утверждать не берусь. Мне он стал известен как автор чрезвычайно едких стихов, которые мой брат- поэт цитировал на пьянках в своем подвале в Столешниковом переулке, куда я из Питера постоянно стал ездить класса с восьмого- девятого. «Смешно» - реагировал брат на какую-нибудь штуку гениев, собиравшихся еженощно у него в подвале, а вот у Клеймана по этому поводу так - и выдавал наизусть что-нибудь залихватское из «Клеймана». И Эдик Успенский и Вадим Левин, и Миша Жванецкий, и Юлик Ким, и разные другие таланты и талантища поднимали брови и цокали языками от восхищения.

Позже он каким-то образом оказался в Ленинграде, но эту часть ленинградской жизни я не помню совершенно. Возможно, это как-то связано с его музыкальным образованием. Или не связано, поскольку в Киеве тоже есть училища при консерватории. Сначала он жил почти на Чёрной речке, а это чертовски далеко от Ленинграда, потом купил кооператив в Купчино, а это ещё дальше. Виделись мы не часто. В основном на Чапыгина, где в отличие от меня он быстро стал делать руководящую карьеру, что при его узнаваемой внешности, берету маэстро и записям в документах было очень непривычно. Но такой убедительности был талант.

И его хобби тех лет было чрезвычайным - он делал скрипки Страдивари. С конечной, как помню, целью - сделать лучше. Изучал скрипичную конструкцию, физику и химию инструмента - состав дерева, лака, воздуха внутри. По стенам его квартиры висели скрипичные скелеты, которыми его снабжали дружки, впоследствии всемирно известные люди, из Ленинградской консерватории. Умел ли он при этом играть на скрипке? Еврейский мальчик из Киева? И не спрашивайте! Ну, естественно, умел. Но не лучше Ойстраха. Сделал ли он в результате инструмент лучше Страдивари? Не помню, а в сети про это ничего нет, но сеть же теперешняя с такими дырами про те времена! Предположим, не сделал, но каким-то забытым мною образом он от скрипок перешёл к художественной резьбе по дереву. В его квартире стало тесно ходить. Но продержался на этой стезе не очень долго. Дела на телевидении шли в гору, его сценарии принимались, советы и рецензии уважались, записи в трудовой книжке все улучшались. Он стал «авторитетом» в деле музыкального воспитания советских детей и подростков. Его книги для детей про музыку раскупались мгновенно и охотно переводились на другие цивилизованные языки, не всегда, правда, с его разрешения, монгольский и японский, к примеру.

Особо революционное влияние оказала на общество его «История государства российского». Я подозреваю что именно с этой его философской работы началось резкое ухудшение нашей жизни, но может и не с неё или не ухудшение.

Круг его знакомств в кругах Ленинградской интеллигенции быстро расширялся. Он стал вхож в многие домашние коллекции питерской элиты и это, как понимаю, решило его судьбу в искусстве. Господь указал ему перстом на бормашину и лупу и сказал - «Это!». И увлёкся К ювелиркой вообще и резьбой по янтарю и камню в главном. И стал портить глаза, делая камеи и инталии. Но какие!

Повёл я как-то, очень давно, его с камеей его авторства к знакомой искусствоведше в Эрмитаж. Она повертела изделие в руках, посмотрела в окуляр и оценила так - ювелирка современная турецкая или польская, а вот камушек настоящий - резьба итальянская 17-18 - го века. Дорогая штучка. А эта дама, между прочим, была ведущим экспертом по глиптике Эрмитажа. Я с ней некоторые кино про музей делал. Впрочем, может быть я перепутал и рассказываю о визите не в Эрмитаж, а в Исторический музей в Москве, где у меня тоже знающая знакомая образовалась, с должностью и званиями. Все одно, результат был таким же, лучшие эксперты страны были уверены, что в СССРе такого резчика не водится. А он какое-то время водился, пока не переехал в другую цивилизацию. Но это - тема отдельная и трудная. Пропущу.

Его работы есть и в Эрмитаже и в английской королевской семье. Его выставки путешествовали по Европе, каталог его работ - желанное приобретение для коллекционеров.

Тут его достижения я описывать не берусь. Есть в сети и статьи об этом и фильмы и фото.

Интересует, наберите в поиске Аркадий Клёнов и разбирайтесь сами.