Когда телевидение было совсем «маленьким», а я это время застал, желание чего-нибудь в телевизионном процессе открыть и изобрести было большим и понятным. Слишком мало могли техника и технология, слишком многого хотели наши амбиции и молодые годы. Конечно, ранние телевизионщики следовали в своих открытиях впрямую за «старшим кино-братом», пытаясь доказать, что мы ничем не хуже, что и мы можем «как в кино». Потому-то первыми визуальными эффектами, которые пришли в телевидение, были эффекты киношные.
В телевизионном младенчестве «затемнение», т. е. увод картинки в чёрное, было первым и какое-то время единственным спецэффектом. Это, как и в кино, не было сложной технической задачей - закрыть диафрагму, опустить сигнал или, «на худой конец», просто притушить свет. Но аббревиатура «ЗТМ» была в телевидении непременным спутником процесса и тоже пришла из кино. Тогдашние сценарии обязаны были начинаться этими тремя буквами - «из ЗТМ», т. е. с выхода из затемнения, начинался любой сюжет. И заканчивался он так же - «уход в ЗТМ», т. е. увод картинки в черноту, после чего следовали финальные титры и неизбежное - «КОНЕЦ». Этим священным терминам учили и режиссеров и сценаристов. Однажды, из присущего мне хулиганства, я вместо титра “Конец» поставил на пюпитр перед камерой табличку с титром «ВСЁ», решив, что так закончить передачу и остроумно и новаторски. Был скандал и очередной мне выговор за лишнее вольнодумство. Сейчас, конечно, таких строгостей нет, но человечество уже приучено, что окончательную точку в экранной жизни должен ставить титр «End» при обязательном уходе в черноту. С появлением цвета пытались некоторые, и я в том числе, заменить затемнение уходом в цветное поле - синее, красное, белое... Но величайшего смысла черноты - ощущения «Конца», естественно, не получалось. И, думаю, никогда не получится.
С помощью затемнения сценаристы и режиссеры не только обозначали начало и конец истории, но и решали разные творческие задачи - меняли места действия, путешествовали во времени, погружались в сон и небытие. Иногда последовательность затемнений позволяла задать некий ритм действия, но это уже был «высокий полёт» монтажа. Так и осталось «ЗТМ» важнейшим творческим эффектом.
С изобретением многокамерной съёмки появился на телевидении не менее важный приём - «Микшер» (в кино он звался «наплывом»), т. е. плавный переход с камеры на камеру, смешивание разных сигналов, «наложение» картинки на картинку. «Микшер», собственно, и дал телевидению шанс стать искусством - не просто технически переносить изображение в другое удаленное место - «дальновидение», но и создавать свой, несуществующий в реальности, мир.
Но при этом «Микшер», увы, катастрофически разрушил телережиссуру как профессию, позволив любому профану смешивать любые картинки в любом порядке и ритме. «Наплывы» не нуждались в логике, последовательности, обязательности, т. е. во всем том, чему надо учиться, что надо уметь, понимать, чувствовать. Это очень мощный и опасный инструмент, поскольку за «кашей» переплывающих друг в друга картинок можно спрятать любые грехи производства - и технические, и организационные и профессиональные. К чему строить кадр, просчитывать внутрикадровое движение, следить за логичностью светового рисунка, заботиться о точности монтажного перехода, если достаточно передвинуть микшерную ручку и месиво многослойного изображения размажет всё - все ошибки, все неумения, всю глупость и бездарность. Какая гадость - микшер в программе «Время», в эстрадном концерте, в спортивной трансляции. По большому счету «микшер» - самый ненужный спецэффект и самый, увы, распространённый, поскольку самый простой и эффектный. Как же я уважаю человека за монтажным пультом, умеющего перейти с камеры на камеру в единственно возможную миллисекунду действия. Или склеить сцены с точностью до кадра. Таких монтажеров, увы, немного, но это и есть высший профессионализм.
Далее в нашей телевизионной жизни появились всякие фильтры и приспособления для оптики. Были они сначала исключительно самодельными. Варились в кипятке и изгибались полоски плексигласа, делались тубусы из кусков зеркала или разноцветных плёнок, сочинялись всякие отражатели и затемнители. Мы пытались «приукрасить» реальность, её изменить и «улучшить». Сейчас про это смешно, конечно, вспоминать. Но в первых робких попытках некой «экранной графики» я с воодушевлением участвовал, хотя тут мы от кино уже сильно и безнадежно отставали. Особенности телесигнала и воспроизведения картинки на экранах примитивных телевизоров не давало нам к «Голливудам» даже приблизиться. Помню, для кукольного «Солнцеворота» делали мы дорисовки на стекле для переднего плана - болотце, камыши, всходящее солнце, утки летят… Но такой это был «детский сад». Глубина резкости правдоподобно совместить планы не позволяла и «обмануть глаз» никак не удавалось. И с «макетированием» не очень получалось. «Классики» телевидения очень этим увлекались, снимая макеты пейзажей, средневековых замков и современных городов. И тут ТВ проигрывало киноиндустрии напрочь. Любому было понятно, что это неправда, обман, бедность.
Как, впрочем, и в проекционных технологиях. «Рир-проекция» - это был уже технически сложный эффект. Для первой студии на Чапыгина в техзадании была заложена супер-современная по тем временам проекционная аппаратная и огромный экран в проеме задней стены. Дело было новое, многого не знали, не предусмотрели, не учли. Пользоваться системой было и сложно и небезопасно. Кинопроектор требовался особой яркости. После его работы студию надо было часами проветривать, так пахло оплавившейся пленкой, и пожарный наряд при съемках держать. Кроме того, кино или фото для фона, по большому счёту, надо было специально подготавливать и снимать, а на это ни денег, ни времени, как правило, не было. Последний раз мы с Юрием Зандбергом снимали в первой студии ЛенТВ большое «проекционное» действо к столетию вождя.
И, значит, был это 1970-й. Сожгли архивную пленку, пропитали непереносимым запахом весь телецентр. Это было концом киношной проекции на Чапыгина.
Значительно проще и дешевле была псевдопроекция. При сцене, скажем, в автомобиле эффект движения создавался мельканием света или уж совсем пошло - большим вращающимся «барабаном» за автомобильными окнами. Словом, в гонке за «правдоподобием» декораций телевидение проигрывало кино по всем статьям.
Но прогресс шёл помаленьку. Через какое-то недолгое время на Чапыгина появились новые режиссерские пульты. По-моему звали их - «Город», но могу путать. Новыми режиссерскими «игрушками» сразу стали два эффекта - «шторки» и примитивный «хромакей».
Шторка, т. е. электронная маска, закрывавшая часть кадра, была и горизонтальной и вертикальной. Но, либо либо. Можно было кадрировать картинку только с одной стороны. Вторую приходилось прикрывать подручными средствами. Мы сразу бросились создавать «широкоэкранное» телевидение. Поджимали кадр сверху шторкой, а снизу подставляли какую-нибудь чёрную или белую плоскость. Получался «широкий экран», в котором и шло действие. Особенно хорош этот приём был при съёмках балета при сильном контровом свете. Были, конечно и «вертикальные» изыски. Не помню уже кто сделал для «Горизонта» сюжет о верхолазах Петропавловского шпиля. Сделал полностью на «вертикальном», как сейчас бы сказали - «телефонном», кадре.
Систему «хромакея», т. е. разделение сигнала по цвету, видеоинженеры заимствовали у военных. Такие системы использовались для наведения ракет. Плохо их, видать, наводили и у нас они работали плохо. Сначала «резали» картинки и замещали их по яркостному принципу. Вешали в студии фон чёрного бархата, а актеров и нужные элементы декорации старались максимально «высветлить». И грим и костюмы, и чтоб ничего на актерах или декорациях не было бы чёрного или темного. Света это требовало очень много, чтобы добиться нужного контраста. Жара в студии стояла невыносимая. Актеры обливались потом, операторов тоже стоило пожалеть. Но результат был средненький. Разделить сигналы чёрного и остальных цветов качественно не получалось. И тени мешали и блики, и недостаточно светлые детали костюмов и лиц - брови, к примеру, или дырки в носу.
Довольно быстро позаимствовали у киношников технологию синего фона. И тут пришло время настоящих эффектов, время «Кеинга» - «ключей» самых разных. Вот тут телевидение стало кинематограф догонять.
И много интересных и смешных моментов моя память про это помнит, но это уже дело следующих заметок «пенсионера», если сил хватит и вирус не помешает.
Comments