В новогоднюю ночь слон почувствовал себя плохо и в гору не пошёл. Он остался внизу в деревне, прислонился к столбу, к которому днём был привязан цепью, а сейчас отвязан, закрыл глаза и задремал. Ему приснился ручей и мама слониха, поливающая его голову струйкой тёплой сладкой речной воды. Во сне мама была огромной и молодой, ее левый глаз, два ее глаза сразу он никогда не видел, был круглым и зелёным и в нем вспыхивали яркие звездочки. На берегу ручья в большой чашке из пальмового дерева лежали всякие розовые вкусности, мелко порезанная тыква, сладкие побеги тростника, мякоть арбуза. Из деревни за косогором неслись детские крики и совсем нестрашный собачий лай. Остальной мир был очень тихим, только в слоновьих ушах что-то тоненько дребезжало. Слон медленно опустился на правое колено, потом завалился набок и уткнулся лбом в дорожную колею. Колея пахла вечным слоновьим пометом, тёплым, родным. Прямо перед его зрачком пробежал маленький геккон, притормозил и, кажется, заглянул слону внутрь. Ветерок с гор потрепал его уже почти лысую холку, погладил истерзанную годами и неподъемной поклажей спину, смахнул мутную слезу с его ресниц. Гул в ушах отодвинулся, сквозь него тихо-тихо пробились стуки колотушки, которой когда-то звали его из леса. В бесконечно далеком синем детстве. Стук все усиливался, разрастался, заполняя огромный череп спокойствием и смирением. И заглушая все слоновьи боли, чувства, мысли, прозрачные колокола отзвонили над ним в вышине давно забытую им мелодию Джингл Белс. Последний звон прозвучал громко, почти оглушающе, и после него тишина наступила прекрасная, счастливая, рождественская.
Мьянма, 2019
Грустно, но очищающе. Прекрасно.