ТЕКСТ

Постоянной боли не было, слава Богу. При приступах, участившихся в последние дни, он хватался за ногу и изо всех сил колотил ступней по стене. Боль отступала. Далеко ходить не мог уже давно. Да центра города дойти, как это бывало ещё год назад, и не думал. Так, вокруг ботанического сада или зоопарка. Пару километров за час. Иногда через стекло утыкался в медвежью морду, вольер подступал прямо к дороге, тот подходил вплотную и долго смотрел зрачок в зрачок.

Несколько раз падал, сильно разбил лицо, порвал одежду и потом боялся делать большие шаги, это и ходьбой нельзя было назвать. Так, шаркание. За руль почти не садился. Раз в неделю, до магазина.

Особо думать было не о чем. Ничего особенно нового в его самоощущениях не появилось. Такая же сонливость, постоянная усталость, слабость всего. Но мысль, что осталось недолго, уже из головы не уходила. Собственно, она одна в голове и сидела, почти в одиночестве. Остальные мысли проскальзывали, надолго не задерживаясь и ни на чем особо не настаивая, мол, нет так нет.

«Надо бы новую обувь на липучках купить, чтоб не нагибаться. А этих разве не хватит? Да, пожалуй, и этих хватит».

Смотреть телевизор было утомительно. Не смотрел. Русские новости раздражали. Даже не содержанием, он и не вслушивался, а самим звучанием, скоростью бодрого говорения, бесконечным жужжанием дикторов, занудность гудения экспертов и чинуш. Пару раз начинал смотреть громкие сериалы. Бросал после первых двух-трёх серий. До конца выдержал только Соррентино. Даже возбудился и пару дней улыбался.

Жена на кухне частенько включала захлебывающегося Венедиктова

с невыносимо безмозглым Бунтманом, или экающего Быкова. Уже и не раздражался, просто поплотней закрывал дверь.

Фейсбук и Телеграм перелистывал по утрам, особо ни на чем не задерживаясь. Правда открыл для себя несколько, в основном ленинградских, фотографов. С немыслимыми для его юности ракурсами и качеством.

Зачем-то перенёс понравившиеся городские пейзажи в свой фотоархив. Поймал себя на нелепости действия, но удалять не стал. Интересно почему?

Ещё три года назад, впервые серьезно подумывая о финале, очень беспокоился о следах своего существования. Хотел кардинальной «зачистки». Была, во первых, куча стыдного, которую хотелось бы поглубже зарыть, во вторых был довольно объемистый архив бессмысленных бумажек, который хотелось бы уничтожить самому, не оставляя эту болезненную процедуру близким. Было и желание как-то поотчетливее зафиксировать свою персону, без лишних глупостей и подробностей, покрупнее, покрасивше, поумнее.

Для этого надо было с архивом разобраться, большую часть выкинуть, что -то оставить и в нужном виде сгруппировать и подкрасить. Пригодился Фейсбук. Показался удобной записной книжкой. Стал выкладывать семейные фото, вспоминать сопутствовавшее, скоблить память. Привык к почти ежедневным публикациям. Причём, с любопытством открыл - публикация равна стиранию. Написал, «повесил» - и голова пуста. Потом и это надоело. Да какая разница.

Впервые за 13 лет попугаи признали его за своего, стали садиться на подоконник, заглядывать в комнату. Наконец-то разглядел он зелено-желтые физиономии с красным ожерельем вокруг шеи. Пузырьки глаз, правда, совершенно пустые, дурацкие. Но наклоны головы, щелканье массивным клювом, ужимки и топтание на месте, выдают какой-никакой интеллект. Пробует с ними поговорить. Слушают, не улетают. Может вместо надоевшего Цукерберга оставшиеся ещё в памяти истории излагать этим тварям!? Он решил «подумать» эту интересную мысль.

Хайдельберг, 2019