Телеоператор середины прошлого века был вынужден все время доказывать себе и другим, что он «оператор». Возможностей создавать «картинку» у него в те времена было много меньше, чем у киношников. Те творили с помощью хорошо отлаженной технологической и технической схемы. Телеоператор полагался только на себя.
Скажем, так называемый «внутрикадровый монтаж», то есть съёмка сцены в движении. У советских телевизионщиков эта задача решалась исключительно усилиями самого оператора - он сам двигал тяжеленный трехколёсный гидравлический или газовый штатив, управляя его движением, подъемом или опусканием камерной площадки, наклоном, поворотом или вращением почти стокилограммовой, камерной «головки»... И при этом надо было ещё следить за композицией ключевых кадров, управлять трансфокатором, видеть «краем глаза» и слышать одним ухом происходящее на площадке, команды орущего режиссера, движение актеров и коллег, сценарный план и многое многое другое. У киношного коллеги столько было помощников – и фокус переводить, и долю по рельсам двигать и камеру поднимать да наклонять. У телеоператора никого. Всё сам. Его левая рука была занята ручкой управляющей гидроподъемником штатива. Правая - рулевым рычагом, отвечавшим за поворот колёс. Ею же приходилось толкать или тянуть штатив в нужную сторону. Ею же крутить ручку фокуса и перекидывать турель оптики или нажимать кнопки трансфокатора... Кошмар! И это, напоминаю, частенько в прямом эфире! Наехал на собственную ногу – тихо! Не кричи! Можно было, конечно, закрепить камеру на одном объекте, на дикторе, скажем, или на арфе и сидеть «поплевывая» в сторонке, в тени и прохладе. Но какой это «оператор» – так, механик при камере, в лучшем случае. А амбиции! А Творчество! А здоровая профессиональная конкуренция! Можно было наловчиться выполнять сложные, почти виртуозные, движения, изменяя ось оптики сразу по трём координатам. В этом зигзагообразном или линейном движении, естественно, участвовал весь операторский организм – крепкие ноги, «вытанцовывавшие кадр», плечи, поддерживающие камеру, все обе-две операторские руки. Иногда при наездах помогал крепкий лоб, упирающийся в рамку видоискателя. Давишь лбом, обеспечивая «наезд», и крутишь себе все ручки. Конечно, одновременно двигаться в трёх координатах и следить ещё и за фокусом было не просто, требовался и опыт и нахальство. И какая-никакая физическая сила. Получалось не всегда и не у всех. У киношных операторов, как правило, не получалось. Даже у Рерберга. Особенно трудно было лавировать почти двухсоткилограммовым комплексом после плотного обеда или кружки пива. И потому принцип Геллермана - «Телеоператор должен быть худым и голодным» - имел право быть верным.
Для советских ветеранов «малого экрана» это был почти основополагающий принцип. Тем более, при ассистентской зарплате в 80 рублей минус налог и всяческие обязательные взносы. Впрочем, и операторы при категориях не намного больше получали. Ну, 120 или 160, максимум. А ассистенты тогда составляли основу операторской группы. На 80 рублей особо толстым не станешь, особенно семейным. В общем, телеоператор спускал за съемку больше килограммов своей плоти, чем киношник, это однозначно. Кинооператоры к этому были не приспособлены, хоть и всегда смотрели на телеколлег сверху вниз.
Всех операторских задач здесь перечислять не берусь. Были, естественно, и другие съемочные функции. Например, надо было уметь крутить турель с объективами. В основном это требовалось на выездных съемках. На футболе, скажем. На советских камерах объективов, как правило, было четыре. Три стандартные - 35, 85, 130 мм. Четвёртый, большой, длиннофокусный - 200 или 300 мм. Это была тяжелая махина. Махануть турелью с такой «дурой» было дано не каждому. И не каждый, сидевший на свою беду в этот момент под камерой, выживал. Ещё бо`льшие объективы - 500, 750 или 1000 мм, был и такой, уже крепились к камере ещё и специальными растяжками. Крутануть турель с такими навесами было смерти подобно. Но случалось. Однажды оператор Степанов в пылу творчества в Большом Зале филармонии провернул 750 миллиметровую оптику мне на голову. Возможно и потому в моей жизни так многое не удалось.
Кадр, снимаемый 1000-миллиметровым монстром, был, конечно, божественным. С Дворцовой набережной можно было рассмотреть мимику актера на бастионе Петропавловки. Или с набережной канала Грибоедова заглянуть в окно девушки на Сенной. Молодые режиссеры ЛенТВ очень любили переукрупненную жизнь. В телевизионном мире тоже ведь пахло Оттепелью. И все искали новое, неизведанное. Режиссеры либералы - Кухаренко, скажем, или Латышев, очень любили длинную оптику. «Подглядывать за жизнью» было прогрессивно. А Кухаренко вообще реальную картинку не уважал. Ему б всё через отражения, пятна, дымы. Из-за одной его работы меня аж как-то оштрафовали. Полчаса эфира в расфокусе. Интересно, хоть один зритель до конца его экспериментов досиживал ли? Но нам самим было очень интересно!
Потом появился трансфокатор. Французский. Единственный на всем пространстве Союза. Это случилось где-нибудь в 62-63-м. Тут уж обзавидывались киношники. Такой красивой оптики у них и близко не было. Не знаю уж почему, но этот инженерный шедевр тщательно прятался от иностранных гостей и никогда не выдавался группе, работу которой могли бы увидеть иностранцы. Так было с моей работой на Японию. Мне было строжайше приказано молчать о существовании в Питере необходимой японцам оптики. В результате они вынуждены были везти через всю Сибирь свои объективы, которые к нашим камерам так и не подошли.
Тогда же появился первый мобильный комплекс. На сверхроскошной машине - автобусе «Юность» можно было снимать с движения. Но только на расстоянии размотанного кабеля. Небольшие радиолинии ещё не «изобрели». Где-то 300 метров от стоящей ПТС, не более. И, естественно, во время съёмки за или параллельно «Юности» должен был бежать кабельмейстер с кабелем в руках. Очень похоже на современные трансляции бегущих охранников при лимузине северокорейского вождя. У замечательной «Юности» было две камеры. Одна смотрела назад через распахнутый задний проем, вторая помещалась на крыше во вращающейся капсуле. Удержать ее во время движения было почти невозможно - никакой стабилизации не было. Так что особых шедевров эта очень красивая машина ЛенТВ тогда не подарила. Но мы ее любили. «Юность» была оборудована всеми признаками серьезной правительственной машины - проблесками, сиреной, красотой. Наикрутейшим развлечением продвинутой операторской молодежи был подъезд сверкающего телевизионного лимузина с суровым оператором в люке к какой-нибудь пивной забегаловке. Милицейские «маячки» на крыше сверкали, сирена надрывалась ... Заведение мигом пустело и путь к пивному прилавку становился свободным.
Comentários