ЧУДО ВИДЕОЗАПИСИ

В начале шестидесятых появились на ленинградском телевидении первые в стране видеомагнитофоны, назывались они "КЗМИ", или как-то так, и были тяжелым советским ответом на американский АМПЕКС. Ими Советская власть отомстила империалистам, подразнившим СССР на Московской выставке 59-го года первыми аппаратами видеозаписи и отказавшимся нам их продавать. Хрущев обиделся и приказал Ленинградским инженерам срочно построить своё-наше.

Огромные железные монстры установили в новом здании телецентра на Чапыгина. Часовая бобина пленки весила под 20 кг. Что б жать на кнопки управления, «пуск», «стоп», «перемотка», кроме мастерства требовалась и недюжинная сила. Служили тогда в аппаратных исключительно мужики-инженеры, частенько с не совсем правильными фамилиями. Отдел кадров «отводил взгляд» от их анкет, священная борьба с «засильем» в начале шестидесятых немножко отдыхала, особенно для техперсонала. И Кацы-Лейтусы-Блогерманы ходили по Чапыгинским коридорам с высоко поднятыми головами. И были специалистами высочайшего уважения и восхищения.

На магнитную плёнку был понятный дефицит, позволить бесконтрольно ее тратить начальство никак не могло. По поводу перерасхода писались объяснительные на имя чуть ли не Председателя комитета и принимались суровые меры недопущения. Меня несколько раз лишали месячной премии, рублей так по пятнадцать. Потому как я, в качестве ведущего оператора, допускал запись дублей, то есть допускал перерасход.

Никакого, естественно, электронного монтажа. Записывали все действие одним куском в привычном режиме «прямого эфира». В исключительных, скандальных и наказуемых случаях, допускалась склейка пленки, с вырезом лишнего или вредного по цензурным соображениям. Резалась и склеивалась пленка по специальным лекалам под увеличительным стеклом осциллографа, монтажник искал стык сигналов соседних кадров. Умели это делать лишь пара-другая инженеров телецентра и были они..., ну очень из-за этого «заносчивыми». Куски вырезанной пленки Актом со многими подписями списывались и должны были утилизироваться. Но фиг, заносчивые инженеры умудрялись обрезки пленки собирать и склеивать в рулоны, что б «надежным» операторам и режиссерам, в число коих и я быстро попал, «дружески уступать» в критические для тех моменты.

Из ещё важного для понимания пропавшей жизни - технология начала записи была следующей - ассистент режиссера, при готовности всех к съёмке, кричал женским, как правило, голосом в трубку обычного городского телефона - «старт» и волнуясь ждал ответного издалека вопля - «запись», что означало - «мотор пошел». Это когда магнитофон удачно запускался, что с первого раза было почти чудом. Съемочной бригаде после такого ответа следовало немедленно приступать к творчеству.

Обычно на эту стартовую процедуру уходило, при счастливом стечении обстоятельств, около минуты-другой-третьей, во время которых всё на площадке замирало в тревожном напряжении. И не дай Бог кому-нибудь помешать этой нежнейшей технологии! А уж облажаться на самой записи - это вообще самоубийство, ну представляете последствия.

Про это в телевизионном фольклоре есть много анекдотов и историй. Есть они и у меня. Буду помаленьку вспоминать и записывать, если хватит времени, сил и удовольствий. Первой реанимировал совершенно документальную историю, со мной произошедшую - «Как я руководил советским правосудием».

"Встать, Суд идет!" Или "Как я руководил советским правосудием"

Год? Думаю, 62 или 63-й. Видеомагнитофоны еще не научились размещать в специальных автобусах (ПВС) и вывозить на съемочные площадки вне телецентра. Но записывать на магнитную пленку телесюжеты "с натуры" уже было модно и поощряемо. Видеосигнал при этом в аппаратные шел по радиоканалам. Благо, приемные тарелки даже старой телебашни на Павлова были видны в Ленинграде практически отовсюду, с любой крыши.

Важно, что все радиочастоты в городе принадлежали военным и для телевидения выделялось весьма ограниченное время рабочего эфира. Поэтому одним из самых главных условий выездной работы была необходимость в это время строго укладываться.

Для переговоров с телецентром пользовали обычную городскую телефонную линию. Чаще всего подключались прямо к телефонному автомату ближайшей уличной будочки. За 2 копейки, если помните. Бывало, в нервные переговоры с Чапыгина вмешивался случайный прохожий, вошедший в будочку и требующий от посторонних не мешать его разговорам с тёщей. Тут было море трагедий, анекдотов, невероятных историй.

Итак, вспоминаю одну из, ну, одну из самых любимых.

В цикле ленинградских телепрограмм о советской власти под названием "Как это делается" предстояло снять репортаж о работе простого советского Суда. Чтоб далеко не ездить, выбрали Народный суд Петроградского района, рядом со Студией. Развернули ПТС, протянули кабели, расставили в зале камеры, свет, микрофоны...

Фабула пятнадцатиминутного, согласованного на всех властных уровнях, действа была предельно чёткой - перед Народным судом предстает конкретный, с именем, фамилией и местом работы, нарушитель каких-нибудь правил советского правопорядка. По ходу процесса выступают все типичные для судопроизводства персонажи: прокурор-обвинитель, свидетели, защитник, народные заседатели, обвиняемый с последним словом... И в результате реального судебного состязания выносится взвешенное и, главное, всем понятное решение. И телезритель всю эту государственную кухню видит в действии, в ее несокрушимую справедливость, понятное дело, верит неистово и советскую власть любит еще больше.

Редакторы нашли подходящее Дело. Кстати, подсудимым совершенно случайно оказался работник ленинградского Телецентра, что-то с кем-то не поделивший в ближайшей пивной. С некоторым трудом уговорили его поучаствовать в таком нужном и важном деле правого просвещения граждан. Естественно, пообещав ему за это всяческие судебные поблажки. И прощение на службе. Кажется, обещали всего пятнадцать суток, при том, что дело реально тянуло на пару месяцев заключения.

Я был оператором на центральной камере и все контакты режиссерской группы в ПТС с участниками процесса в зале должны были осуществляться через меня. Ок, я не против.

В зале хоть и случайная, но более-менее проверенная бригадой и дежурными милиционерами публика. Пару затесавшихся бомжей вывели. На передние ряды под камеры я пересадил людей с максимально трезвыми лицами. Зажгли приборы. Все готово.

Судья - симпатичная пожилая женщина ждет начала в судейской комнате. Дверь в судейскую чуть приоткрыта и в щели блестит глаз секретарши, ждущей мою команду на начало процесса.

Очень смущенный камерами и светом подсудимый ёрзает на своей скамье в милицейском окружении. Помощник режиссера поправляет ему прическу. Милиционеры украдкой разглаживают ладонями свои гимнастерки. Обвинитель, адвокат и свидетели что-то бормочут, репетируют написанные редакторами речи. Я, в "ушах" и с поднятой для отмашки рукой, жду соответствующую команду из ПТС.

Слышу нервные телефонные переговоры автобуса с аппаратной на Чапыгина. И наконец – «Мотор! - Пошел мотор!» ... и через минуту яростный крик ассистента режиссера – «Зааапись!». Машу рукой и хватаюсь за ручку фокуса.

Дверь распахивается. Выскользнувшая из дверей секретарь суда провозглашает, сильно волнуясь, - «Встать, Суд идет!»

Все радостно вскакивают, милиционеры выпячивают груди и подбородки, входит судейская тройка, рассаживается, раскладывает бумаги, судья начинает заветное - "Именем ... "

В этот момент у меня в ушах вопль – «Стоп-стоп! Мотор не пошел». Отчаянно машу судье и заседателям – «Остановитесь, мотор не пошел, извините, еще раз начнём". Работники правосудия немного удивлены, но собирают бумаги и уходят. Не каждый же день у них съемки. Опять в дверной щели появляется слегка испуганный секретарский глаз. Ждём минут десять.

Снова «Мотор!» и через минутную паузу – «Начали». Опять машу изо всех сил.

«Встать, Суд идет!»" – торжественно произносит Секретарь. Все встают. Суд входит и рассаживается, судья поднимает молоточек и открывает рот...

«Да што ж это! Стоп-стоп!» Кто-то снял трубку в будке на улице и пропала телефонная связь с аппаратной. «Всех на исходную!»

Мне уже крайне неловко поднимать почтенный суд и отправлять за дверь. Тетеньки растеряны. Но, естественно, подчиняются. А как иначе?! Еще минут пять все ждут в полной тишине. В зале жара от приборов. Подсудимый почти в обмороке. Публика перенапряжена, устала и вспотела. Секретарь суда охрипла. Милиционеры охренели.

Опять перебранка автобуса с аппаратной. И наконец долгожданное – «Запись»

«Встать! Именем Союза Советских ...» Судья с сомнением косится на меня - продолжать? Вроде да, успокаиваю я её, подмигивая. Судья открывает рот пошире – «"Социалистических...»

И тут, не поверите, фу, черт! Опять магнитофон не завёлся, сбрыкнул. Ух!

«СТОП! СТОП! СТОП! ЕЩЕ РАЗ! ВСЁ С НАЧАЛА! СУДЬЮ ЗА ДВЕРЬ!»

В зале беспорядки. Часть публики сбежала. Судья потекла окончательно – глаза, пудра… Подсудимый требует у охраны отпустить его глотнуть пива. Часть приборов перегорела. Потеряно с полчаса и времени для радиоканала остается совсем немного. Лишь бы успеть! В автобусе ор и рыданья.

С четвертой отчаянной попытки техника все ж завелась, телефон не подвел, процесс, наконец, тронулся... и помчался. С башни предупреждают, что до конца канала осталось с десяток минут, не больше.

Я, подчиняясь общей панике, взмахами рук и отчаянной артикуляцией "подгоняю" замешкавшееся правосудие. А времени все меньше. «Обвинитель, заканчивайте немедленно! Свидетелей не нужно! Не надо, не надо вещественных доказательств! Адвокат, сядьте, заткнитесь! - Не до вас!»

Остаётся пара минут, полный атас... Ещё и обвиняемый слова не получал.

«ПРИГОВОР, ПРИГОВОР!!!» - несется из наушников. Жестикулирую как могу. Показываю судье крест- «ВСЁ, ВСЁ, ЗАВЕРШАЙТЕ!»

Судья по-советски понятлива, соображает быстро. Сразу приступает к приговору – «Именем...»

Совсем осоловевший и ничегошеньки не понимающий "преступник" пытается перепрыгнуть через милиционеров для последнего, очевидно матерного, слова. Спасая ситуацию, дирижирую и милицией – «Держите его!». Несчастного трамбуют.

Приговор судья произносит скороговоркой, плохо соображая, что происходит, и произнося первое, что подвернулось под язык – «Два года тюрьмы!»

Уф! Успели!

Правда, мужику не повезло. Схлопотал лишку, да ещё какого! Пересматривать дело вряд ли кто осмелится - по телевизору ж показывали!

На студийной планерке репортаж хвалили за хороший ритм и насыщенность.

Так я буквально "поруководил" советским правосудием и не исказил в это реальной истории НИЧЕГО!

Мужика немного жалко!